Moments #9. 31 июля 2024

30 секунд, чтобы все довернуть

Всем привет! Это Moments – заметки и мысли, не привязанные к конкретным ссылкам и новостям.

Вдруг вы пропустили:

• 12 лиц продакт-менеджера — текст о том, из чего на самом деле состоит современная работа в технологических компаниях;

• подкаст, где я поговорил о будущем и других приятных вещах;

• The Scope #45 – основной формат рассылки про людей, роботов и неравномерное движение прогресса.

---

81.

В жизни есть очень простые правила, которым крайне сложно следовать.

Например, базовые заповеди офисной работы: готовиться, записывать и перечитывать перед отправкой. Еще из моего опыта: «иметь картинку, слайд или хотя бы несколько слов на доске для любого обсуждения». Это одновременно очевидно и почему-то регулярно не получается.

Системные решения не всегда применимы; мне интересно работать там, где все меняется быстрее, чем ты успеваешь придать этому структуру. Поэтому мне помогают другие подходы – не идеальные, а скорее из области «лежать в сторону цели». Поскольку микроменеджмент – слово с дурной репутацией, я бы назвал это приемами наноменеджмента.

Наноподготовка: за одну минуту перед встречей набросать все мысли по ее поводу или один главный вопрос повестки.

Наноредактирование: отрезать все лишнее, что успел заметить в письме за одно прочтение.

Нанослайд из трех слов большими буквами.

Просто 30 секунд, которые вы думаете именно о том, что будет сейчас, а не о чем-то еще.

Звучит как гомеопатия, но даже тридцать секунд концентрации внимания на предмете обсуждения уже помогают вывести его на новый уровень.

82.

Психолог Элис Айзен в своих исследованиях обнаружила, что состояние счастья увеличивает креативность. Если подарить людям даже маленький подарок, они лучше решают сложные проблемы, требующие необычного подхода. Работает и наоборот: в состоянии стресса мы скорее будем ломать дверь, чем пытаться открыть необычный замок (поэтому пожарные двери должны открываться нажатием от себя).

Патриарх UX-дизайна Дональд Норман в книге «Emotional Design» считает, что в этом сила красивых вещей – они вас радуют и это компенсирует проблемы со взаимодействием. Красивую кофеварку вы будете изучать дольше, пытаясь понять, как она на самом деле работает. От уродливой штуки вы скорее ожидаете, что в ней ровно одна кнопка, которая делает то, что нужно, а если нет, надо нажать посильнее. А в цифровом мире кнопок много и долбиться в одну точку обычно не работает – поэтому интернет обязан был становиться эстетически привлекательным, чтобы им можно было пользоваться.

Интересно, как влияет на поведение людей то, что сейчас взаимодействие со многими сервисами вообще не похоже на состояние счастья.

83.

На картинке – легендарная реклама Volkswagen, созданная не менее легендарным арт-директором Гельмутом Кроне. Кроме дизайн-решения и яркого копирайта, здесь есть еще одна небольшая штука, которую Кроне использовал первым: точка в конце заголовка.

Точка одновременно такая маленькая (снова маленькая!) и такая заметная не случайно – она делает концепцию полной. Кроне системно занимался «доворачиванием» (так он переводил с родного немецкого слово umgekehrt) своих проектов. В разных работах он по одному за раз менял все стандарты рекламы: использовал фотографии вместо лого, создавал рекламу без продукта, ограничивался только шрифтом в качестве логотипа и бренда. И эти приемы каждый раз нужны были для того, чтобы идея стала завершенной.

Мне запала в душу эта концепция: сразу хочется все подряд немного доворачивать.

84.

О Гельмуте Кроне я узнал из книги Now You See It Майкла Биерута. Это сборник эссе про дизайн в самых разных формах: от историй мифологических фигур рекламы 70-х до предвыборной компании Хиллари Клинтон, для которой автор создал систему логотипов, которую сначала все страшно ненавидели, а потом признали гениальной. Впрочем, Биерут со смирением предполагает, что люди проголосовали тогда за Трампа именно потому, что у него не было никакого дизайна с точки зрения дизайнеров.

Мне запомнилась фраза автора, когда он обсуждает непримечательность и однообразность района, где вырос. Дизайн обычно определяется либо через эстетику, либо через утилитарность – но через всю книгу Биерута проходит мысль, что в первую очередь дизайн неразрывно связан с временем:

«Но где-то за фасадом пригородной застройки скрыто то, какой она была сорок лет назад: полная надежд, не испорченная временем, разочарованием и смертностью. Возможно, дизайн – это не что иное, как способ снова сделать все новым».

85.

Я не очень люблю профессиональные тусовки в телеграме: знаете, эти люди, которые обязательно в какой-то момент начнут обмениваться папками каналов с неловкими восхвалениями друг друга.

Одну из причин я отметил только недавно – очень маленький словарный запас многих из этих каналов, словно бы общий на всех. Возможно, я стал это замечать из-за ChatGPT: у него узнаваемый язык, одновременно сложный по конструкциям и бедный по разнообразию, который сразу хочется игнорировать. Я читаю людей из интереса к ним, поэтому без индивидуальности мне скучно.

Не то чтобы обязательно постоянно выбирать более емкие или личные слова (хотя мне приходится по работе напоминать о множестве интересных синонимов к слову «топовый»). Но можно что-то довернуть, добавить акцент – и все оживет.

86.

Расселл Дэвис приводит результаты еще одного исследования творческих способностей:

«Переключение задач увеливает креативность. Если вы хотите быть креативным, вам следует переключаться с одной задачи на другую гораздо чаще, чем вы это делаете. Когда людей заставляли часто переключаться между задачами, это работало двумя способами: во-первых, улучшало способность генерировать множество идей, двигаясь в разных направлениях; во-вторых, повышало способность выбирать лучшее решение проблемы».

Задумался над тем, что чаще всего переключаются между задачами люди, живущие «традиционной» жизнью: с детьми и другими родственниками в доме, большим объемом домашних дел и недостатком ресурсов, чтобы переложить эти дела на кого-то еще. «Современный» мир скорее уменьшает число переключений – да, мы часто отвлекаемся, но не на задачи, а на что-то другое. Впрочем, и креативность в современном мире не самая необходимая вещь для благополучия.

87.

Я никогда не работал редактором, но всю жизнь занимаюсь редактурой.

В первую очередь, самого себя и своих текстов; затем – всего, с чем связана моя работа и мои проекты. Поразительно, насколько вещи становятся лучше, если еще раз внести небольшие исправления на свежую голову. Иногда вспоминаю об этом во время стрижки: в процессе я могу походить на муниципального чиновника или Рамзана Кадырова, но потом несколько взмахов, пара штрихов – и получается что-то совершенно другое.

Объектом редактуры могут быть любые вещи – от клумбы под окном до человечества в целом. Оставить мир в состоянии чуть лучше, чем тебе его передали – замечательное призвание, независимо от того, какой участок мира достался тебе для работы.

88.

Удивительно, как на восприятие вещей влияет их цель.

Я ненавижу уличный шум, особенно его резкие и неожиданные формы: рев мотоциклов, дзинькание самокатов, грохот ржавых грузовиков и тарахтенье отбойных молотков. Не то чтобы многие такой шум любят, но моя ненависть застарелая, интенсивная, с оттенком кровожадности.

Но если представить, что все эти люди на самом деле спешат спасать жизни, то раздражение испаряется. Сирены скорой и пожарных вызывают желание освободить дорогу, раз уж нельзя помочь им иначе. Самолеты в аэропорту шумят вдохновляюще. Это не означает, что можно обмануть себя и изменить отношение к реальности; скорее это о том, что настоящие источники проблем всегда в чьих-то намерениях.

89.

Вернадский в труде «Научная мысль как планетное явление», который он писал в 1935-37 годах, описывает научное знание как что-то очень похожее на нейросеть: гигантский клубок информации, из которого можно извлекать разнообразные выводы с помощью математики.

Основной неоспоримый вечный остов науки, далеко не охватывающий всего ее содержания, но охватывающий быстро увеличивающуюся по массе данных сумму знаний, состоит, таким образом, из 1) логики, 2) математики и 3) из научного аппарата фактов и обобщений, растущего непрерывно в результате научной работы в геометрической прогрессии, научных фактов, число которых сейчас много превышает наши числовые представления — порядка 10^10, если не 10^20. Их столько, «сколько песчинок в море». Но эти факты сведены в такую форму, что ученые, взятые в совокупности, — наука данного времени, — могут легко и удобно ими пользоваться. На этом научном аппарате логически, а иногда и математически строятся бесчисленные эмпирические обобщения. 

Думаю, он не удивился бы появлению современных нейросетей; наоборот, большие языковые модели очень логично вытекают из его трудов. Научное знание в представлениях Вернадского растет и ширится само по себе, это процесс сродни физическим и геологическим; то, что сейчас корпорации тратят миллиарды, чтобы сделать клубки информации еще больше – лишь проявление того, как люди служат этому процессу, который дальше может, в целом, продолжаться и без человечества вообще.

Но интересно, как бы Вернадский отнесся к тому, что «песчинки в море» в виде научного знания для обучения машин быстро закончились, и сейчас нейросети придется обучать на переписках в вотсапе.

90.

Недавно в книге увидел описание героя: «у него было вечно юношеское лицо, словно у писателя–фантаста».  Задумался, почему именно так, и пришел к мысли, что искренний интерес и восхищение тем, что есть в мире, и особенно тем, что может быть – очень свойственное молодости ощущение, которое у некоторых постепенно исчезает.

А у некоторых – нет.

Мне бы хотелось его сохранять – и в себе, и в других.

---

Хорошего дня!

Если хотите, напишите мне пару слов на почту kalashnikov.mikhail@gmail.com или в личку. Поддержать рассылку можно в телеграме.